Предки и потомки

Начался новый учебный год. Нужно было работать как все преподаватели – то есть учебные часы, методическая работа, работа со студентами. В этих же годах я была председателем профкома строительного факультета. Но и много работала по написанию разных пособий с моими коллегами. Так мы составили пособия для 1-го и 2-го курсов, за которые мы получили несколько положительных отзывов извне. Я даже ездила (вернее летала) в Куйбышев за рецензией к заведующему кафедрой Олешкевичу, который считался в наших сферах специалистом номер один, так как до работы в Куйбышевском политехе он 5 лет проработал руководителем группы наших переводчиков в ООН. После таких отзывов мы смогли напечатать свои пособия и студенты еще долго занимались по ним.

Кроме того, я одна составила пособие по специальности ТГВ для 3 и 4 курсов. Еще у нас были подготовительные курсы, куда приходили ребята после армии или из вечерних школ. Практически у них у всех были нулевые знания по английскому языку. И я составила два пособия для них. Так как получать таких студентов после курсов никто не хотел.

Началась мода на тестирование и программирование. Этим занялась первой на кафедре я и создала группу из преподавателей английского языка, немецкого и французского языков. Эта тема на несколько лет стала моей методической темой, за что я получила грамоту от Министерства РСФСР.

Но чтобы это не было на любительском, кустарном уровне я вместе с Панченко В.М, Арчашниковой Н.В. и Майей стали учиться в Москве на факультете повышения квалификации при Политехническом музее. Лекции читали корифеи в вопросах программированного обучения из МГУ, Бауманского и других институтов.

Итак, 1970-71 и 1971-72 учебные годы мы каждый четверг ехали в Москву электричкой в 11:40. Лекции были с 15:00 до 18:00 (иногда до 18:30). Затем мы бежали пообедать в Детский мир (самое близкое место), а потом по магазинам за продуктами и последней электричкой домой. Приезжали в 23:30 или 23:45. На следующий день занятия. Единственно, в чем кафедра шла навстречу – это не ставили первую пару в 7:45.

В результате я и Пастухова В.Г. составили несколько сборников тестовых занятий для всех курсов. Вероятно, они были неплохими. Это выяснилось, когда я делала доклад на межвузовской конференции, и мы раздали наши тесты преподавателям из других вузов для иллюстрации того, о чем я докладывала. После доклада мы не смогли получить ничего обратно – тесты нахально умыкнули. Так как у меня уже было напечатано несколько статей в межвузовских сборниках и были пособия, я могла подумать о том, чтобы начать готовить кандидатскую диссертацию. Я сдала кандидатские экзамены по философии и немецкому языку. Нужно было поднапрячься и двигаться дальше, но как-то пыл спал да и наш Кузнецов М.П. не очень-то содействовал этому.

А в 1973 году родился Сережа и все мои силы и моральные и физические переключились на дом.

В июне 1973 года в Риге проходила конференция-семинар по программированному обучению. Я была туда командирована, на что я с большим удовольствием согласилась. Во-первых, интересна была конференция, во-вторых – посмотреть Ригу, ну и в-третьих - проезд и проживание оплачивал институт. Рига была в это время вся в цветущей сирени. Были «белые ночи», а следовательно можно было знакомиться с городом весь долгий день. Город в архитектурном плане восхищал. Но самое большое впечатление осталось от концерта органной музыки в Домском соборе. Так казалось, закрою глаза, а вокруг дамы в кринолинах и париках, а мужчины в камзолах. Но командировка была очень короткой, и многого посмотреть не удалось, хотя съездили в Юрмалу на несколько часов. Впечатление осталось!

Миша закончил институт в 1971 году и получил распределение в Мценск. Но спасибо Токареву Славе, который сделал заявку от имени ПКТИМаш и Мишу распределили туда.

31 апреля 1972 года Миша женился на Лене Поповой. Они учились с 5-го класса вместе. Но явных симпатий тогда не было. Но я ходила на все родительские собрания и уже была знакома с Ниной Георгиевной. Поэтому, когда в январе 1972 года Миша стал провожать Лену, я была целиком за эту дружбу (или любовь). До этого было несколько девушек, по отношению к которым я была категорически против.

Приблизительно в это время Жарковские отправили Елену Степановну, которая прожила у них с 1924 года, в дом престарелых, в Алексин. Она, конечно, стала старой, болела, стала бесполезной. У нее диагностировали рак груди. Поэтому от нее постарались избавиться. Я решила навестить ее летом, во время отпуска. Когда я жила в Поленово, поехала катером в Алексин. Дом престарелых находился в бору, в здании, вероятно, построенном при царе Горохе. Это было длинное, бревенчатое одноэтажное здание, без элементарных удобств. Туалет системы «дырка» в конце длинного коридора. Умывальник тоже один. Комната, в которой лежала Елена Степановна, была большая. Там лежали 18 человек. Все явно не адекватные – кто кричал от боли, кто бормотал что-то, раскачиваясь из стороны в сторону. Несмотря на то, что было лето и можно было проветривать помещение, запах стоял ужасный – памперсов тогда не было, да и персонала для обслуживания лежачих не хватало. Баба Лена не жаловалась, но я думаю, что ей было горько заканчивать свою жизнь в таком месте и в состоянии. Умерла она следующей осенью. К ней никто в Алексин не ездил, о ее смерти Жарковским сообщили письмом. После поездки в Алексин я долго не могла обрести душевный покой.

В Поленово я отдыхала много лет. Обычно мы, то есть Валерия, я и Нина Зуева уезжали туда 5 июля на 24 дня. Путевки покупали. Но, как-то жили и на частной квартире, купив питание. Там всегда собиралась очень веселая компания из сотрудников института, инженеров из Москвы. Жить там было одно наслаждение – природа красоты неописуемой, походы в Тарусу через красивейший парк музея и через лес, походы за грибами и ягодами. Никто и никогда не сидел на месте. Только сильная жара могла заставить не передвигаться.

Однажды у нас была очень интересная встреча около своего колодца. Мы подошли к нему (он был в низине) и сверху увидели, как 2 молодые женщины и мальчик моют посуду в ручье, вытекающем из колодца. Они пели что-то странное. Валерия Анатольевна, отличавшаяся высокой степенью любопытства, предложила спуститься и поговорить. Но я и Наташа (ее дочь) сопротивлялись. Женщины все поняли и, когда они закончили мытье, мальчик и одна женщина ушли. Вторая подошла к нам и завела разговор. Она объяснила, что они баптисты, приехали в Поленово из Москвы на выходные, расположившись лагерем за деревней Страхово. Она пригласила нас на службу к себе в лагерь. Между тем вернулась вторая женщина (вероятно получив добро от своего руководства) и тоже начала с нами беседу. Она рассказала много интересного об их образе жизни, укладах, поведении. В их лагере было человек 20-25 от 14 до 30 лет (а вообще в их общине в Москве было тогда 5 тысяч человек). Она знала очень много исторических фактов, что показывало ее начитанность и отсутствие интереса, одновременно, к TV и кино. Так как за беседой время бежало быстро, подходил полдень, когда у них должна была начаться служба. Она настойчиво приглашала нас к себе. Мы, конечно, не пошли. Рассказали за обедом нашей преподавательнице с кафедры философии Сабининой Кате, которая ухватилась за это приглашение. На следующий день она пошла туда, но их след простыл.

Той же группой втроем мы отдыхали в Велигоже, Егнышовке. Нам было вместе интересно и комфортно.

Период с 1969 по 1979 год был в смысле организации отпуска отличным. Где-то то ли в 1970 г., то ли в 1971 г. была в Молдавии в Воду-лай-Воде. Очень приятное место, но ничего особенного оно не вызывает в памяти. Затем несколько раз отдыхала на пароходе на маршрутах Москва-Ростов – 20 дней, Москва – Астрахань 24 дня и Москва-Уфа 16 дней. И должна отметить, что это самый лучший способ отдыха. Плавали мы не на туристическом пароходе, где все подчинено развлекаловке, а на обычном пассажирском. Такие пароходы делали много остановок в пути, и можно было осматривать город, где пароход стоял по 3-5 часов. Можно было присоединиться к экскурсиям, или осматривать то, что хочется.

Никогда не забуду посещения в Волгограде зала Славы, где в центре расположена рука с факелом, а по стенам доски с фамилиями погибших. Но до слез (в полном смысле этого слова) поразило, когда 3 молодых человека (два парня и девушка) из-за рубежа стали на колени, поклонились до земли и положили цветы. И вообще весь этот комплекс, созданный Вучетичем, произвел очень сильное впечатление.

Другое сильное впечатление произвела картинная галерея в Саратове, которой мог бы позавидовать более статусный город. Куйбышев и Ульяновск были известны мне по прежнему проживанию, хотя Ульяновск приобрел колоссальный мемориальный Ленинский комплекс к столетию вождя. Монументальность и пафосность у нас умели создавать. Но комплекс был действительно великолепен.

В Ульяновске я попробовала найти своих одноклассниц через адресное бюро, но безрезультатно, так как у всех, вероятно, изменились фамилии, а может кто-то уехал.

В Казани самым впечатляющим был Кремль, а город особого впечатления не произвел. Да и до этих поездок мы с Мишей два раза были в Казани, когда возвращались из Куйбышева в Москву (папа всегда старался продлить наш отдых).

Нижний Новгород (тогда Горький) в памяти оставил набережную и купеческие фундаментальные дома.

Но хочется написать об Угличе – очень небольшом городке из-за его истории. Полазили мы по покоям царей, послушали объяснения фанатов-экскурсоводов.

В общем в каждом из этих речных путешествий было что-то, что доставляло приятные воспоминания. И я всегда мечтала, что когда выйду на пенсию, буду всегда отдыхать только на пароходе. Но … увы!!!

Почему я выделила эти годы. Дело в том, что с 1977 года я стала работать в приемной комиссии института с тем, чтобы у меня был свободным сентябрь. Но об этом позже. А пока вернусь к началу семидесятых годов.

Инин сын Миша после окончания школы приблизительно в 1970 году пытался поступить в институт. Но не смог – не добрал баллов. Пошел в армию, отслужил, после решил повторить попытку поступить на дневное, а после недобора баллов вновь, на вечернее отделение. Но не тут-то было. Действовал 5 пункт в анкете – национальность. В Киеве всегда была политика шовинизма, а тут еще добавлялся антисемитизм. В общем было понятно, что Мише в Киеве учеба в институте не светит. Поэтому я предложила Ине прислать Мишу к нам. Парень он был серьезный и никаких проблем, я считала, у меня с ним не будет. Во время вступительных я, по-моему, где-то подстелила «соломку», а дальше мне не пришлось ни разу ходатайствовать за него. Он учился сам довольно хорошо по специальности ВК и закончил вполне хорошо, получив распределение в какой-то наш комбинат, но я точно не помню. Его папа и Николай Петрович приложили максимум усилий и добились в министерстве возможности Мише уехать в Киев.

Фактически с 1968 года и до 1997 года мы с Инной были очень тесно связаны. Я ездила к ним несколько раз на встречи, на ее юбилеи в 1977, 1987, 1997 годах. Кроме того, я пару раз (а может и больше) была у них просто так.

Вспоминаю такие факты, как наши походы по магазинам, так как купить у нас практически ничего было нельзя (от бюстгальтеров до розеток и настольной лампы). Запомнился случай, когда я летела от них самолетом, и нужно было проходить в Борисполе таможенный контроль. Меня бросала в жар мысль, что когда таможенник откроет мой чемодан, что он увидит! А увидит он крышку от унитаза! Но судьба сжалилась надо мной, и мне не пришлось подвергаться этому ужасу.

Но были и приятные воспоминания. В одну из поездок мы были во Дворце Съездов – почти копии Московского и слушали чудеснейший концерт артистов Югославской филармонии. Поразил квартет – пели просто великолепно!

Также посмотрели там спектакль Московского театра (по-моему Ленкома) «Убить Герострата». Впечатление от игры прекрасное, но от новшеств постановки нет. Не было занавеса, не знали когда антракт – на догадке. Был еще какой-то спектакль, но я не помню.

В 1977 году я была в Москве на ФПК и к 17 сентября – день рождения Инны, поехала к ним. Инна была на даче, так как она еще была на бюллетене после травмы (перелом позвоночника), которую она получила во время аварии. Они возвращались из отпуска на машине, и где-то в одесской области у них произошло столкновение с другой машиной. Виновником аварии был водитель другой машины. В результате у Инны и Марины переломы позвоночника, а у Изи и Миши по паре ребер и ушибы. Марина – молодой растущий организм – она быстро пошла на поправку, а Инна больше месяца лежала привязанной к доске. Все это было в районной больнице. Поэтому когда я приехала к ней, она уже ходила нормально, но нагибаться она боялась, да и не могла. Мы что-то делали в саду и я помню, как она, ползая на коленях, учила меня беречь спину и работать на коленях, что подтверждают все хирурги.

В 1986 году, уже после Чернобыля, я встретилась с Инной в Москве, куда они вывезли Марину с мальчиком – Славиком. Добиться возможности выехать из Киева, было очень трудно. Отец мужа Марины, ветеран, увешанный орденами от головы до пупа, простоял в очереди за билетом для Марины с ребенком несколько дней. Так что они прожили в Москве у Инниной сестры Евы все лето. Но Марина была с самого начала своей педагогической работы фанатиком и поэтому, несмотря на настойчивые советы не возвращаться в Киев из-за радиации, она поехала к началу учебного года. В Израиль они уехали, по-моему, в 1989 или 1990 году. А Инна, Изя и Миша в 1991 году. О нашей встрече в Израиле я напишу позже.

А пока вернусь в семидесятые годы.

Прежде чем начать воспоминания о важнейшем событии тех лет – рождении Сережи, я должна вспомнить о работе в институте и вне его. Общественная работа, то есть без оплаты, занимала если не большую часть моего времени, то не менее половины. Я была то партгруппоргом, то в профкоме факультета. А после того, как была куплена машина в декабре 1973 года, и далее встал вопрос о строительстве гаража, мне был поставлен ультиматум секретарем парткома Усенко Н.А. – или я соглашаюсь работать в парткомиссии или мне не видать места в предполагаемом гаражном кооперативе. Конечно, я согласилась и с 1974 до 1990 годов занималась разбором кляуз, копанием в «грязном белье» членов партии, приемом в партию и исключением из нее. Например, дело олимпийского чемпиона Момоткова и преподавателя Сережи Краснова. Момотков сказал, что если уж Елена Петровна за исключение, то ждать чего-то лучшего бесполезно.

В общем, со мной считались и относились ко мне с уважением.

Но одно дело получить место, а другое – из чего строить. Строил Миша, а кирпич помог достать Николай Петрович. Так что я ездила на кирпичный завод, а вообще приходилось на каждую балку, на каждую плиту или кирпич иметь документ, так как в любой момент можно было попасть под проверку со стороны ОБХСС и последствия в таком случае были бы самые печальные (стопку этих квитанций выбросила совсем недавно).

Кроме того, нужно было как-то добавлять в бюджет. Я почти все время имела какие-то приработки: вела группу соискателей в Тулаугле вместе с Рябиковой Е.Ф. (немецкий язык), затем группу соискателей в ТНИТИ, кроме того были хоздоговорные темы на профильных кафедрах. Везде разные специальности, значит разная лексика, а профаном или нахалкой быть не могла. Да, однажды у меня была группа соискателей 11 или 12 человек (это, правда, в пределах моей учебной нагрузки) с разных кафедр, то есть тексты у них были по специальности от гироскопов и реактивных двигателей до теории относительности. Так что было тяжеловато.

В конце 70-х начале 1980-х годов стали появляться тексты, связанные с компьютерами, с радиотелефонами, с микроволновками. Не единожды делала частные переводы для каких-то учреждений. Многая лексика из этой области вошла сейчас в русский язык и никому не нужно объяснять значение слов «мышь», «файл» и т.д., а в то время искали объяснения им на русском языке.

Так как в сутках 24 часа, а нагрузка официальная плюс общественная работа занимали весь день, то частные переводы делала по ночам. Не помню точно года. Но два раза была заместителем декана строительного факультета, когда кто-то из заместителей уезжал на ФПК. До сих пор попадаются записи тех лет (в старых, но не использованных до конца блокнотах) о «хвостистах» и стипендиях, о днях донора, о субботниках и дежурствах и т.д., то есть о многообразной жизни факультета.

Единственным плюсом (хотя и относительным) можно считать, что столь многообразная жизнь давала возможность заводить знакомства для обеспечения семьи продуктами. Ведь всю жизнь, до 1990-х годов слово «дефицит» было основным в нашей повседневной жизни. Дефицит продуктов, дефицит одежды, тканей, обуви. Мы ездили в Серпухов, Пущино, Обнинск, не говоря уже о Щекине, Скуратове и более близких пригородах. Покупали все, что попадало на глаза, часто, наверное, можно было без чего-нибудь и обойтись. Я уже не говорю о поездках в Москву, где я однажды стояла в очереди в магазине «Лейпциг» за портфелями и была не то 1673-ей, не то 1675-ой в очереди. Мы привыкли, что на руках были номера в очереди. Но о Москве буду писать позже, когда буду вспоминать занятия на ФПК – 1977 и 1980 годы.

Дефицит вызвал необходимость вспомнить навыки шитья и вязания. Хорошие вещи на выход, конечно, отдавала шить портнихе, но многое шила сама. Мы кроили материалы у спецов (в магазинах были отделы раскроя) и шили сами. Хотя были вещи, которые кроила сама по выкройкам из немецких журналов. Так я сшила маме костюм (есть фото) и пальто для Сережи, в котором он щеголял в Геленджике – настоящий немецкий мальчик. Раз сшила Мише куртку – комбинацию из вельвета и из связанных деталей – перед, рукава. Для мамы вязала кофту, косынку, всякую мелочь. А для себя огромный шарф, берет, чулки. Для Сережи – рейтузы, шапочку, даже пальто. Однажды вязала Мише ко дню рождения пуловер, но не успевала и довязывала ночью, сидя в кровати. Мама потом смеялась – она проснулась ночью и, увидев меня за этим занятием, подумала, что я тронулась умом.

Конечно, я была не одна такая. Многие мои коллеги делали тоже и мы обменивались выкройками, фасонами, да и просто советами. А вообще обмен опытом то ли шитья, то ли вязания, то ли рецептами был на кафедре всегда. Почти каждый понедельник кто-нибудь приносил попробовать новый пирог или печенье или салат. А на праздники, юбилеи и просто дни рождения было изобилие всяких вкусностей – чаепития у нас были довольно-таки обычным делом.

Ведь я уже вспоминала, что, в принципе, кафедра была дружной. Тут только встает один вопрос – как я все это успевала? Пекла я каждую субботу или пятницу, ведь в магазинах вкусностей не было. Я даже часто носила выпечку в магазин, чтобы продавщицы оставляли мне какие-то продукты.