Предки и потомки

Первые дни я жила у с Инной у Евы (её сестры), а потом сняла койку у соседей на другом этаже. Готовились к экзаменам по-настоящему, даже не пошли на концерт Вертинского, что очень хотелось сделать. Все экзамены сдала на пятерки. Преподаватель немецкого языка, принимавшая экзамен, очень удивилась, что я поступаю на английское отделение при таком хорошем знании немецкого языка.

Итак, я была зачислена в университет при конкурсе 7 человек на место на факультет западных языков и литературы, а Инна, получив одну четверку, поступила в Пединститут. Но тут начались мои ошибки.

Первая – я отказалась от общежития, а значит и от прописки, что привело к многочисленным проблемам, связанным с получением продовольственных карточек, а в конце концов и к невозможности выехать из Киева, так как пропуска мне дать не могли – я была «бомж». В квартирах тоже прописывали только родственников, которые возвращались из эвакуации. Я отказалась от общежития, потому что в общежития превратили спортзалы, уцелевшие после бомбежек, а все настоящие общежития были разрушены бомбежками. И так как в спортзалах жили до 50 человек, мне не захотелось быть одной из них. От койки у Евиных соседей мне отказали, потому что возвращались родные хозяйки. У новой хозяйки, которую нашли общими усилиями, мне сдали уже не койку, а угол, в котором я и спала на полу. Но молодость есть молодость и все воспринималось легко и без излишнего трагизма.

Вторая ошибка – легкомысленное отношение к самой системе преподавания в университете. В эти годы секретарем ЦК, то есть царьком на Украине был Н.С.Хрущев. По его указанию госуниверситет должен был быть украинским. То есть обучение велось на украинском языке, а в других институтах на русском языке, в том числе и у Инны в пединституте.

Бытовой украинский я понимала, а вот литературный, официальный был для меня абсолютно иностранным языком. Я не только не понимала лекции, но и по радио ничего не могла разобрать. Все общеобразовательные предметы читались на украинском и только занятия по английскому (по всем аспектам) и по русскому велись на русском языке. Но повторяю, я подумала, что раз вступительные экзамены принимали на русском языке, я к сессии почитаю всю литературу, которая была необходима, на русском языке и с легкостью сдам сессию. Но не тут-то было. Сессию нужно было сдавать на украинском. Сдав все зачеты по английскому и русскому языкам, я на экзамены не пошла. О последствиях позже. А пока мы жили как все – гуляли, знакомились с Киевом. Я пишу мы – то есть я, Инна, Вадим Зак (с ним мы подружились еще в Ульяновске, где он был в эвакуации) и Аркадий, киевлянин, но его фамилии я не помню.

Была прекрасная осень, тепло было до октябрьских праздников. Киев был разрушен. Я имею в виду центр, Крещатик. Всё лежало в руинах. Я помню мы ходили в кино на улицу Прорезную, так там сохранился только этот кинотеатр. Но многие здания, если не все, на бульваре Шевченко сохранились. Не пострадал и памятник Шевченко (недалеко от Университета), где уже тогда собирались люди, требующие отделения Украины, за «самостийну» Украину. Цел был и оперный театр. Там я посмотрела балет «Капелия», оперы «Волшебная флейта», «Тоска» и другие.

А еще я помню: мы с Инной после получения стипендии всегда ехали на железнодорожный вокзал и покупали пирожные. Но какие не помню. Мы могли это себе позволить раз в месяц, после аскезы в войну.

Сейчас, наверное, это трудно понять. Но в то время для нас это был праздник, так как все еще были карточки, а значит, хлеба было немного, сахара тоже и так далее. Правда, раза два-три папа с оказией присылал мне сахар, муку и еще что-то. Хозяйка была в ужасе, когда я из этого сахара варила постный сахар, а из муки делала оладьи. Она считала это просто кощунством. Жаль, что я ее совсем не помню. Вероятно, она не очень мешала моей жизни.

Так же мало, а почти ничего, не помню о группе, где училась. Это, вероятно, потому, что поточные лекции я не посещала, практические занятия в подгруппе (примерно 10 человек) почему-то не способствовали созданию дружественных отношений. Тем более, что многие были местными и у них были свои друзья. Поэтому расставание с сокурсниками было «без слез».

Но нужно было находить выход из создавшегося положения, так как возвращаться в Ульяновск я не могла, «бомжам» пропуск на поездку по железной дороге не могли дать. Я написала обо всем папе, и он решил, что лучше всего забрать меня к себе. Наверно это не требовало большой волокиты с оформлением документов. Итак, в 10-х числах января, он прислал капитана, который и забрал меня в Легницу. К этому времени я взяла документы из университета, а значит осталась без карточек на хлеб и другие продукты.

Еще до отъезда, папа написал мне, что у него новая семья. Так что я была готова к знакомству с Натой (Анастасией Васильевной Наумовой в замужестве Александровой). О своей реакции я писать не буду. Мы уже потом, в Легнице, обсудили это с папой.

Ехали мы из Киева по железной дороге. Первая пересадка была в Кракове, где капитан оформлял какие-то документы. Затем были еще две пересадки. Я пишу это, потому что при переходе с одного вокзала на другой (в Польше) я видела абсолютно разрушенные города, без единого целого здания. Зрительная картина результатов войны! Страшно!!!