Предки и потомки

Летом 1950 года я сняла комнату в Хомяково, где мы прожили все лето с Мишей и мамой. А летом 1951 года жили в Богучарово. Комната была на втором этаже бывшего барского дома. Со мной была какая-то девочка (не помню откуда), которая должна была гулять с Мишей, пока я готовила еду или стирала. Так однажды я услышала крики, похожие на крики «индейцев» и выглянув со 2-ого этажа, я увидела несущуюся под горку, к пруду, группу «мелкоты». Как я сбежала по лестнице и бежала, чтобы обогнать их и поймать, прежде чем они все свалятся в воду, я представить просто не могу. Я, наверно, поставила рекорд по бегу. Но они все (человека 4), оказались у меня в объятиях. Почему в этот момент с Мишей не было девочки, я не знаю.

Начались поиски возможности устроиться на работу. Марк окончил институт в 1948 году. Проработал в 3-ей школе, испортил отношения c Гороно и закончил свою преподавательскую карьеру. Поэтому для меня путь в Гороно был закрыт. И только Мария Федоровна Александрова попросила заведующего Гороно Матасову Марию Ивановну, сказав, что я племянница Анны Павловны, с которой Матасова работала в 6-ой школе и мне дали нагрузку в двух школах – в 22 (Кировский поселок) и в 23 (поселок 20 лет РККА. По-моему это был конец Криволучья).

В 22 школе у меня было 8 часов и в 23 школе – 12 часов. Ранее в этих школах английского языка не было. Я получила 5 классов мальчиков в самом трудном возрасте. И если учесть район, где находились эти школы, то мой «восторг» от предстоящей работы можно представить. Я проработала 1950-51 учебный год в двух школах, а на следующий год я работала только в 22-ой школе, получив новые 5-ые классы, плюс мои два – шестиклассников, плюс классное руководство. Наполняемость классов бола 40-44 ученика.

В 1952 году меня приняли кандидатом в члены КПСС, выбрали председателем месткома. Это уже был не институтский культсектор. Я впервые столкнулась с такими вопросами как техника безопасности, обеспечение детей сотрудников путевками в лагеря и детские сады и массой других вопросов (а мне было 25 лет).

Учебный год 1951-52 гг прошел более менее благополучно. Летом 1952 года поехали с Мишей к папе. К этому времени его уже перевели в Куйбышев, дали комнату (или маленькую квартиру, я не помню). Он забрал бабушку с тетей Маней из Царева к себе, купил домик в Зубчаниновке (где-то под Куйбышевом). Мы поехали в Зубчаниновку показать правнука и внука, то есть Мишу. Ему было 4 с половиной года. Папа был целыми днями на работе, Ната и тетя Маня занимались то ли ремонтом, то ли стройкой, а ребята были на моем попечении. Алику было 6 с лишним, Мише 4,5, а Томе 3,5. Вот я их и кормила и вообще «пасла».

Учебный год 1952-53 начался как обычно. Но дальше начались проблемы с горлом. В течение всего учебного года периодически пропадал голос, и я вынуждена была брать бюллетень для лечения и восстановления. Но я не могла себе позволить до конца вылечиваться, так как мои «дорогие» мальчики за мое отсутствие набирали двоек сверх предела, и нужно было принимать меры. В общем, этот учебный год был очень похож на «зебру».

В 1953 году меня приняли в КПСС. По окончании учебного года из-за горла обком профсоюза выделил мне путевку в санаторий, но врачи меня не пустили на юг в летние месяцы.

Летом мы жили в Алексине. Марк в санатории, а мы сняли комнату. Но Ока была очень далеко, и купаться мы не ходили. Там мы познакомились с Асей Иосифовной Геликман, которая жила там с дочкой Белой.

Но мне все же дали путевку на сентябрь, но не на юг, и не в санаторий, а в дом отдыха учителей в Репино, под Ленинградом. Впервые я отлепилась от Миши на 24 дня. Погода в первой половине отдыха не радовала, зато вторая половина была великолепна – настоящее «бабье лето», с солнцем, красивейшими деревьями (как в сказке). Очень повезло с экскурсиями, особенно с автобусной экскурсией по Ленинграду. Я не знаю, кто была по специальности наш экскурсовод. Но она провела всю экскурсию, рассказывая о всех достопримечательностях только стихами поэтов – ведь все они жили раньше в Петербурге.

Огромное впечатление произвел Эрмитаж. Кроме того мы побывали в Пушкино, в Царском селе и так далее. В общем, я отдохнула великолепно. Когда приехала, обратилась с просьбой в Гороно дать мне хотя бы один класс в женской школе. Чтобы не терять стаж. Я знала, что в женской школе в Заречье освободилась ставка – моя однокашница вышла замуж и уехала. Но на этот раз я получила категорический отказ. И я уволилась.

Чем я занималась, находясь дома? Миша, чтение, и я поступила на курсы рукоделия в ДК. За это время я прочитала уйму книг. Еще в этот период у нас было много компаний, с которыми мы проводили вечера.

Много общались с Ирочкой Александровой, она к этому времени вернулась в Тулу из Днепропетровска, куда был направлен Юра, после окончания института. У них родился Андрюша и я, как более опытная мать, помогала ей.

В 54 году был обмен партдокументов и мне в райкоме партии предложили стать инструктором райкома. Но я категорически отказалась, сказав, что я буду работать только по специальности.

Я решила обратиться во вновь организуемый Горный институт. И.о. директора, на время организации, был Рощупкин Игорь Георгиевич. Он мне отказал. Но я эту идею не бросила и старалась найти пути все же попасть в институт. Мне это удалось, когда директором стал Толокнов Николай Николаевич. Он принял меня сначала на должность заведующей подготовительными курсами с перспективой перехода на кафедру.

После этого с марта 1955 и до июня 1990 года моя жизнь была связана с институтом.

Летом 54 года мы попали в Подгородние дачи. Благодаря Ивану Ивановичу Александрову. Он снял комнату у Мотевых для Ирочки с Андрюшей, а мы поселились в другой половине дома у Петровых, но Израиль Львович, по рекомендации Алексея Федоровича, купил развалюху напротив, и в 1955 и 1956 годах шла стройка дома. Так что с 56 года (или 57 года) семья лето стала проводить в Подгородних дачах.

А я с осени, то есть с сентября стала работать лаборантом на кафедре иностранных языков. Хорошо, что у меня оказалась возможность познакомиться с техническими текстами, так как приходилось много печатать текстов на восковках для дальнейшего размножения на ротаторах. Вот тогда я поняла, что пединститут дал мизерные знания. И все что я знаю – это результат самообразования.

С сентября 56 года я стала ассистентом на кафедре, и жизнь покатилась дальше. Как член партии, весной 1955 года я была отправлена с группой студентов на посадку кукурузы. А некоторые студенты были моими ровесниками, и почему они меня слушались? Жили мы у колхозников, спала я с пятью девочками на соломе, на земляном полу, а рано утром, вылезая из-под печки, где она высиживала яйца, по нам проходила гусыня и оставляла на нас свои «следы». Были, конечно, и волнительные моменты, и смешные, но все вернулись целыми.

Осенью участвовала в переписи населения. Я вспоминаю это только потому, что увидела, как у нас тогда иногда жили люди. Дом на углу Фр. Энгельса и Советской, который называли «Утюг» и на месте которого сейчас стоит торговый центр «Утюг», представлял собой реальное, полное совпадение с «Вороньей слободкой» у Ильфа и Петрова в «12 стульях». Я просто иногда становилась в тупик, не находя людей, которые должны были жить в каком-то закоулке. Я была потрясена увиденным.

Лето 1956 года мы частично провели в Куйбышеве, вернее на даче, на 7-ой просеке. Хотя дом был большой, меня до сих пор удивляет, как мы в течение одного лета могли помещаться там и каково это было папе и Нате принимать всех – ведь за стол обычно садилось от 8 до 12 человек, так как кроме нас там каждое лето жила племянница Наты Люся, и часто приезжали ее сестры.

В то лето ребята не единожды представляли меня как свою маму – в парке в Куйбышеве, на пляже. Их было 5 – Алик и Миша и 3 девочки – Тома, Люся, Ира (соседка). Все они были похожи и вводили в «ступор» любопытных кумушек – ведь мне было 29 лет и 5 детей. Веселились дети!!

Но это лето не закончилось благополучно. В поезде, когда мы еще ехали в Куйбышев, Миша заразился желтухой. И вот на 21-й день он пожелтел. Соседкой по даче была главврач железнодорожной больницы Стерлинг и она, определив желтуху, велела положить его в больницу (это закон). Все дети – Олег, Тома, Ира, Люся тоже заразились. Но мне нужно было вернуться к началу августа на прием вступительных экзаменов. Мы, то есть вернее папа, убедил врача отпустить нас домой.

В Туле Вера Ивановна Либина определила слабую степень желтухи, но все же положила его в больницу, в бокс. Мне дали пропуск (в виде исключения) и каждый день, после работы ехала к нему с ягодами, творогом, медом. Он лежал с мальчиком старше его из района и я их кормила обоих. Мальчик все волновался, как там его отец справляется с сенокосом. Карантин оканчивался 1 сентября, так что Миша из больницы пошел прямо в 1-ый класс 4-ой школы.

Но вернусь к своим делам. Кафедра у нас в то время была небольшая – 6 «англичан» и столько же «немцев». Заведующей в те годы была Бондаренко Ирина Георгиевна, а затем Антонова Валентина Алексеевна. Мы все были очень дружны. И даже в последующие годы, когда уже был Политехнический институт и на кафедре бывало до 70-80 человек, не было ни одного случая, чтобы кого-то не провели по конкурсу, хотя были и «подковерные» интриги и группировки, но как только проводился конкурс, весь наш «серпентарий» становился непробиваемой стеной и никто не был уволен из-за непрохождения по конкурсу.

Далее воспоминания не всегда могут следовать хронологии.